Спонтанность не имеющих названия желаний кажется им рискованной. Когда нет психолога, они проговаривают свои чувства друг другу.

К сексу это поколение относится очень-очень серьезно. Никакого сравнения с one night stand из 1990-х, на которые пришлась юность
их родителей.

Они очень дорожат своей свободой — которая нужна не столько для того, чтобы общаться с кем хочешь, сколько для возможности побыть одному.

Они очень дорожат своей свободой — которая нужна
не столько для того, чтобы общаться с кем хочешь, сколько для возможности побыть одному.

К сексу это поколение относится очень-очень серьезно. Никакого сравнения с one night stand из 1990-х, на которые пришлась юность
их родителей.

Спонтанность не имеющих названия желаний кажется им рискованной. Когда
нет психолога,
они проговаривают свои чувства друг другу.

«Мама, как ты не понимаешь, зумеры не **утся! Они просто держатся за ручки». Слышал про такое ― пациентки пересказывают разговоры со своими взрослыми детьми. И точно так же, как психолог, знаю, что у школьников в телефоне полно порнографии. Только смысл у нее теперь другой ― общеобразовательный что ли. Мы с ребятами моего поколения полагали, что она для того, чтобы человек смотрел и хотел повторить. Сейчас желание повторить у многих не возникает ни в 18, ни в 25, ни в 35. А потом вроде как и неинтересно уже, гормональный пик пройден, да и смысл заниматься такими вещами неочевиден.

Сам я, мальчик из интеллигентной новосибирской семьи, до двадцати лет рос с ощущением, что первая женщина, которую я поцелую, станет моей женой навеки. Потом моя концепция, конечно, изменилась, но я это вспомнил, чтобы проще было прочертить вектор, по которому в сексуальном плане движутся поколения. Я бумер, потом были миллениалы, а те, кому сейчас от 15 до 30 ― зумеры.

Так вот, у многих зумеров нет желания делать это с другим человеком. Есть предположение, что либидо просто истощено чрезмерной доступностью порноматериалов самой разной стилистики, вплоть до высокохудожественных и высокоинтеллектуальных.

Зато у них есть бешеная потребность в тактильности. Зумеры обнимаются, могут в любой конфигурации лечь спать на свободные диваны в гостях, и это будет «спать вместе» в прямом смысле слова, без тени эротики даже в снах. Потребность в коммуникации тоже огромная, но странная по меркам поколений, выросших с телефонной связью, ― они могут часами обмениваться кружочками в телеграме. То есть это не настоящий диалог, а сообщения, не требующие, в общем, ответа (по крайней мере, немедленного). Довольно монотонно, герметично, каждый ― о своем. Немножко похоже на то, как писали письма в XIX веке. О чем эти кружочки? Во-первых, о своем состоянии с учетом малейших оттенков. Во-вторых, зумеры сплетничают даже в тридцать, страстно, запойно, и уровень этих сплетен напоминает пятый класс школы: кто на кого посмотрел, кто кому теоретически подходит с точки зрения неравнодушного коллектива. О тайне личной жизни не может быть и речи ― любой намек на событие интимного характера немедленно выносится на обсуждение как удивительная редкость.

Я всегда говорил, что истинная природа секса гармонична: мужчине хочется входить, женщине хочется принимать. А тут такое впечатление, что ни мальчику ничего не надо, ни девочке. Спросишь, почему, ― объясняют тем, что у них страх (сейчас ведь все знают психологическую терминологию, и сами себя в меру возможностей объясняют. Иногда, кстати, угадывают). Страх чего? Беременности? Нет, контрацепцией они пользоваться умеют. Неизвестности? Ответственности? Да! Но до страха, что придется растить детей и быть взрослыми, там еще как до неба.

Зумеры невероятно ответственным делом считают саму интимную близость, и по размышлении здравом выбирают в это дело вообще не ввязываться. Для них контакт ― даже поцелуй ― слишком серьезное решение. Они правда обсуждают, могут ли быть парой, стоит ли быть парой до того, как соприкоснутся коленями. Вот прямо назначают встречу в кафе, чтобы обсудить. Их этика требует проговаривать все, что связано с отношениями. Они много рефлексируют, а в сексе все-таки важна спонтанность, необдуманность, громкий голос физического низа, который заглушает здравый смысл. Они ходят к психологам с раннего детства, и те научили их проговаривать свои чувства и контейнировать их. Спонтанность не имеющих названия желаний кажется им рискованной. Когда нет психолога, они проговаривают свои чувства друг другу. Их родители о таких вещах помалкивали, а зумеры невероятно болтливы. В кружочках они говорят друг другу такое, что ближе любой физической близости.

Вижу проблему как раз в интернет-связи. Что бы они там ни говорили друг другу об ответственности, общение через интернет безответственно по сути. Вот так он неправильно устроен. Там нет настоящей боли, как нет боли в компьютерной игре. Те, кто много играют в автогонки на компьютере, садясь за настоящий руль, не чувствуют опасности аварии ― им приходится сто раз напоминать себе, что на этот раз все по правде. А еще в интернете нет персональной привязки, которая появляется в реальности. Виртуальный собеседник удобнее, чем очный. А поговорить хочется, жажда коммуникации у зумеров огромна. Так что нельзя сказать, что зумеры совсем не **утся. Они **ут друг другу мозги. Причем так сильно, как ни одно поколение до них.

Почему они впускают друг друга в душу и не впускают в тело? Потому что тело не участвует в коммуникации через телефон ― и его чувственность без тренировки атрофируется. Это поколение максимально вербально. Тактильно, но не телесно. Они как познакомились через интернет (это сделали 78%, по данным опроса ВЦИОМ 2023 года), так в нем и любят друг друга. А если выходят в офлайн, предпочитают casual-отношения (что, в общем, ничем не отличается от дружбы с бенефитами, но чаще без). Я видел цифру, что casual устраивает 45% молодых людей, но, по-моему, таких гораздо больше.

Они не просто зумеры, это поколение еще остроумно называют САМБО ― самостоятельные активные молодые [люди] без обязательств (по-английски, кстати, немножко иначе ― Single and Happy but often Lonely). «Отношения» им не нужны, они даже слово придумали другое ― situationship. Тянуться такое может годами ― «мы вроде ближе друг к другу, чем совсем посторонние, но на самом деле ничего не происходит, никакой динамики». У САМБО в приоритете личное развитие. Карьера и финансовая независимость гораздо важнее семьи. Не мы такие ― жизнь такая: все дорого, на рынке труда во всем мире нестабильность. И учиться надо постоянно, потому что ни один диплом не дает приспособленности к меняющимся технологиям. Из-за этого они всегда чувствуют себя начинающими, еще не вполне готовыми.

И, главное, они очень дорожат своей свободой ― которая нужна не столько для того, чтобы общаться с кем хочешь, сколько для возможности побыть одному. Мужчины боятся беременности гораздо больше, чем женщины, которых природное желание иметь детей заставляет идти с кавалерами такого рода на хитрости. И чем больше государства законодательно фиксируют финансовую ответственность отцов и права женщины при разводе, тем больше мужчины боятся делать то, от чего бывают дети.

Герои-любовники ленивы и, чего греха таить, скуповаты. В 2023-м 35% опрошенных мужчин в возрасте до 35 лет сказали Росстату, что ухаживания ― это слишком затратно. В том же году 45% девушек сообщили ВЦИОМу, что мужчины больше не должны ухаживать. САМБО вообще предпочитают «пассивное ухаживание», то есть когда инициатива исходит от женщины. Мужчинам удобно ― они эту инициативу могут отклонить, потому что, как мы выше выяснили, боятся. 65% юношей, которых в прошлом году опросил НИУ ВШЭ, предпочитают, чтобы выбирала девушка. Оба очень страшатся ошибиться. И если раньше боялись вступить в брак с «не своим человеком», то теперь боятся перед «не своим» даже раздеться. К сексу это поколение правда относится очень-очень серьезно, никакого сравнения с one night stand из 1990-х, на которые пришлась юность их родителей.

Говорить при этом о личном мальчики готовы часами, хотя в старый образ маскулинности это не вписывается. И с девочками, и друг с другом. Ну да, зумеры сблизили гендеры, добавили в каждый то, чем силен был противоположный. Главный секс-символ по всем опросам у них ― Райан Гослинг с его образом, бесконечно далеком от мачизма.

На все это накладывается сознательная, принципиальная инфантильность. Зумеры не хотят жить с родителями, но с вызовом говорят, что их психологический возраст зафиксировался в лучшем случае на уровне тринадцати лет. В тринадцать как раз все знают, откуда берутся дети, и случаются даже бойфренды-герлфренды, но до секса дело обычно не доходит ― внутренний голос говорит: «Мне страшно, мне еще рано». И инфантильны зумеры не только в отношениях. Они не хотят планировать будущее, в отношении завтрашнего дня у них полнейшая безмятежность. Они, если и боятся, то завтрашней контрольной, а более далекой перспективы для них не существует. Эксперты часто говорят, что это подавленный страх, а по-моему, страха тут как раз нет. Это поколение уже адаптировалось к волатильности мира.

И при этом еще не дозрело до своей сексуальности. Как тринадцатилетний ребенок не дозрел до того, чтобы понять прелесть дорогого ресторана с официантами, ему нравится в фастфуде. А секс ― как мишленовская кухня, что-то слишком сложное. Лучше пойти в «Депо» с картонными тарелками за приличные деньги ― зумерам с деньгами там уютнее, чем в «Кофемании».

Инфантилизм в этом поколении сочетается с невероятной экономностью. Зумеры осторожны и ленивы не только в сексе. Они все поступки совершают, сначала убедившись в их категорической необходимости, ― и все равно если шевелятся, то без огонька, «на минималках». Их подростковый возраст пришелся на время, когда из каждой щели инфлюенсеры говорили об осознанности, и они волей-неволей впитали идею. Но секс-то как раз противоречит осознанности ― он чистейшее воплощение «Хочу!» и плевать на всех.